— Елена Вадимовна, для начала задам немного формальный, но важный и для многих родителей, и для аккредитованного образовательного учреждения вопрос. По какой программе вы учите детей в начальной школе «Ласточкина гнезда»?

— Образовательная программа нашей начальной школы разработана на основе ФГОС (федеральных государственных образовательных стандартов — ред.) и с учётом содержания УМК (учебно-методического комплекса — ред.) «Планета знаний».
Что значит «на основе»? Это значит, что у нас есть заявленная программа с близкими нам ценностями — личностно-ориентированной педагогикой, формированием интереса к учению, обеспечением индивидуального темпа развития ребёнка и построения его личной траектории движения — но я, как опытный учитель, могу вносить изменения в заявленную программу.
Я знаю ФГОСы, я слежу за новыми методиками и я знаю, куда и к чему нужно вывести детей и как это подать. Поэтому я не ограничиваю себя программой и пользуюсь разными материалами и ресурсами, если вижу, что это будет полезно для процесса и для ребят. Я в этом плане смелая.

— А использование разных методик не размывает картину результата? Не мешает ли это в конечном итоге проводить мониторинг качества знаний?

— Смотри, мы очень хорошо знаем норму и мы её всегда придерживаемся. Вот, например, ребёнок к концу года должен читать двадцать пять слов в минуту. И мы это чётко знаем. А значит, именно такое количество слов он будет переносить с доски в тетрадь, списывать с печатного листа и прочее-прочее, что бы мы с ним ни придумали. При этом мы не будем проверять эту норму привычным контрольным способом. Я всегда даю норму, но часто умышленно не даю проверочных работ и не ставлю детей в стрессовые ситуации.

— Тогда я продолжу допытываться: если вы минимизируете количество проверочных работ, тестов и контрольных, то как же тогда проверять уровень и степень освоения ЗУНов (знаний-умений-навыков)?

— Я учитель, понимающий, что как минимум две вещи в системе образования не работают: проверка в атмосфере стресса и зубрёжка под давлением. «Садись, читай, тэ-тэ-тэ...», — не работает.
Я помню себя в школе, и как мне было некомфортно читать на скорость, когда передо мной стояли песочные часы. (А чтение, меж тем, мне давалось легко, и читала я с четырёх лет).
И моя дочка начала читать в четыре года, причём я её ничему не учила. Просто алфавит висел на доске (когда у Елены Вадимовны подрастала дочка Маша, она уже работала в школе — ред.), красивые вывески вместе читали во время прогулок.
Естественная среда, живой интерес, ненавязчивость — таким образом можно и получать, и проверять знания.
Поэтому когда мы с ребятами в феврале поехали на экскурсию в музей-панораму, посвящённую «Бородинской битве», я проверила технику чтения прямо в электричке, просто наблюдая за тем, как ребята наперебой успевают за бегущей строкой и читают появляющиеся на ней объявления. А я им потом и говорю: «Так, литературное чтение прошло, теперь математика: будем считать расходы на билеты». А потом и физкультура спонтанно случилась, когда ребята по дороге в музей увидели детскую площадку и стали подтягиваться.

— Естественная среда, живой интерес, открытость и дружелюбие вместо формальностей и стресса — что ещё на ваш взгляд поможет ребятам на пути освоения и применения знаний?

— Право ошибаться и экспериментировать, способность формулировать и задавать вопросы, отсутствие немедленных ответов.
Мне очень важно научить детей правильно задавать вопросы. Мы читаем интересные тексты, а потом я прошу ребят задать одноклассникам такие вопросы, чтобы им стало очевидно, что все действительно поняли прочитанное. Это важно и чтобы хорошо написать ВПР (Всероссийскую проверочную работу — ред.), и чтобы найти нужную информацию в «обычной» жизни.
Иногда я говорю ребятам, что я не знаю ответа на их вопрос (хотя могу и знать). Пусть учатся добывать информацию, если им интересно.
«Да, понятно, что я могу объяснить, но какими ещё способами вы можете найти ответ, если меня нет поблизости?» Прочитать, обсудить друг с другом, поговорить с родителями, спросить гугл, подойти к другому педагогу. Примерно так мои четвероклашки выучили расположение всех органов в теле человека, хотя просто отправлялись к Ане (учителю биологии и окружающего мира в «Гнезде» — ред.), чтобы узнать, где находится аппендикс.

— А что вы не хотите пускать на свои уроки? Что никогда не станет их частью?

— Мне очень важно, чтобы урок не превращался в показуху, чтобы всё, что на нём происходит, было полезно. Из своего опыта я знаю, что когда дело касается повышения квалификации, некоторые учителя заранее репетируют с детьми ответы, потому что волнуются и боятся, что ребята подведут их. А я этого никогда не боялась. Я знала, что урок иногда может пойти не так, как планируешь. Знала и была готова. Вот почему все говорят, что я отчаянная.
Но зато я могу начать урок с того, чтобы предложить ребятам самим придумать, как умножить одно число на другое, задать вопрос в рамках новой темы. И им становится интересно! «Придумайте сами, изобретите свой способ счёта!» Может быть, они как раз попадут в точку и обнаружат тот способ, который давно изобретён. А может быть, они придумают что-то новое. У меня в классе есть ребята, которые постоянно это делают. И мне интересно с этим экспериментировать, я этого не боюсь. Я делала так и на открытых уроках, когда шла на повышение категории или участвовала в областном «Учителе года».


— Елена Вадимовна, а как всё начиналось? Как вы прокладывали свой путь в образовании?

— Это моё, оно ко мне и пришло. Я всё время играла с куклами, рассаживала их, заполняла и проверяла тетрадки, писала с ошибками и без, постоянно играла в школу.
Правда, всё-таки после окончания школы я попробовала поступить на ин.яз, последовав учительскому наставлению и уверенности учительницы английского в моей способности к языкам.
Был большой конкурс, мне не хватило одного балла. Наверное, я не блеснула на вступительных экзаменах, просто потому что должна была стать учителем.
(Тут я в очередной раз отмечаю неиссякаемый оптимизм Елены Вадимовны и надеюсь, что детям удаётся перенять и его в том числе).
Я пришла в училище с хорошим аттестатом, поступила без экзаменов. Два года училась на педагога младших классов — учиться было безумно интересно!
Ценный опыт и практику я получила именно в училище и во время трёхлетней работы с детьми после него. А в институте я просто добавила знаний и уже почти не училась. Я вся была в практике, и преподаватели мне попались хорошие: почувствовали, что человек на своём месте, и шли навстречу.
Так вот, выходит, тридцать лет назад я 19-летней девчонкой (сразу после училища и одного года работы наставником в детском саду) пришла в школу в Ивановской области, передо мной посадили сорок детей и сказали: «Учи». Русскому, математике, чтению, природоведению. Так всё и началось.
В том году в школу пришло много новых учителей, мы все друг друга поддерживали, поэтому было не так страшно. А вот сложно было: на протяжении трёх лет мы считались молодыми специалистами, и за каждым из нас присматривали наставник (старший учитель, который работает больше тебя на 15 лет) и методист (руководитель методического объединения в школе). В разных школах они выглядят по-разному: либо это добрые друзья, которые помогают, либо строгие наставники, которые муштруют от и до.

— И в вашем случае это были..?

— Очень строгий учитель и очень строгий наставник-методист.
Все эти три года мой наставник-методист меня оберегала, охраняла, учила, контролировала.
Она сидела почти на каждом уроке и проверяла, выдерживаю ли я регламент оргмоментов, следую ли заданной структуре урока, верно ли выстраиваю его этапы, вовремя ли ввожу новый материал, уделяю ли достаточно внимания закреплению, провожу ли физкультминутку.
Я писала огромные планы, готовила конспект на каждый урок, прописывала все вопросы учителя и предполагаемые ответы ученика — по сути расписывала каждую минутку урока, начиная от «Здравствуйте, дети!» до «Урок закончен, ребята». И за каждый такой урок мне ставили оценку. Это и была моя школа жизни, в которой я приобрела определённый опыт.
Потом был выпускной начальной школы: так сложилось, что моя коллега из параллельного класса ушла в академический отпуск и я выпускала сразу два класса.
Уже после этого были открытые уроки, повышение категории, поступление в университет.
И моё дальнейшее самостоятельное движение как молодого учителя без наставника.

— Вы сказали, что это была «ваша школа жизни» и «ценный опыт и практика». То есть вы до сих пор используете всё то, что узнали в училище и в первые три года работы с наставником?

— Нет, нет и нет. Я полностью поменяла взгляд на преподавание. Поэтому я и оказалась в «Ласточкином гнезде».
Ведь в итоге я ушла из государственной школы, в том числе потому что бумаги и отчёты мешают учить детей. Я понимала, что мы занимаемся этим больше, чем непосредственным взаимодействием с детьми. Все эти конспекты, отчёты, личные дела, дневники мы днями и ночами заполняли вручную, не для того чтобы учить детей, а чтобы отчитаться за каждого ребёнка и пояснить, что мы с ними делаем.

— Но вы «продержались» в этой системе больше 20 лет! И, насколько понимаю, никогда не позволяли себе быть «учителем по форме». Как вам удавалось всё это время быть на одной волне с детьми и не терять себя, оставаясь при этом в секторе государственного образования?

— Мне всегда было интересно быть в теме и узнавать новое, везло с отзывчивыми и готовыми помочь коллегами и наставниками, и у нас была сильная, постоянно следящая за трендами в образовании школа.
В нашей школе учителям предоставляли право выбора образовательных систем, и я использовала эту возможность в полной мере: делала выпуск в одной системе и брала следующую, не упускала ни одного шанса поехать на курсы, одной из первых освоила компьютер, вела уроки информатики.
Тогда я поняла, что детей будет очень легко обучить чтению с помощью компьютера. Печатать, собирать буковки в слова, набирать текст — интересно же! У одного из пап в офисе списали компьютеры, и я договорилась с ним, чтобы их привезли к нам в школу. Ко мне приходили учителя и у них текли слюни от удовольствия, а ребята тем временем зажигали ёлочки в программе Fantasy и быстро учились читать. Это было наглядным подтверждением, что через интерес дети быстрее учатся.
Я брала всё новое и использовала это в своей работе: развивающие системы Занкова, Эльконина-Давыдова, «Гармонию». Даже на областном «Учителе года» я победила именно в номинации «Учитель-новатор».
И всё-таки самой первой и самой близкой мне системой стала система Амонашвили.
Именно по ней я учила своих шестилеточек — первый класс, который я вела как молодой учитель без наставника. Это было настоящее волшебство и золото моей школы. Первые испытатели системы Амонашвили, 25 ребят, из которых 10 человек стали медалистами. Мы с ними до сих пор дружим.

— Можно сказать, что система Амонашвили во многом сформировала вас как учителя?

— Да, это была очень интересная и очень сложная для меня система. Потому что с каждым нужно было заниматься отдельно, на каждого из двадцати пяти человек нужно было завести портфолио. А тогда ведь даже слова такого никто не знал!
Амонашвили — это индивидуальный подход, это движение от потребностей и интересов детей. Нужно быть их другом, нужно быть с ними наравне. Вот это и по сей день моё.

— Чем больше вас слушаю, тем больше думаю, что вы, простите, эдакий гибкий конструкт гуманистических принципов, которому удаётся легко интегрировать новые инструменты и при этом не вступать в конфликт с академизмом «старой» школы. По-моему, это хорошо видно на примере открытых уроков, которые вы проводили в «Гнезде».

— Я не терплю формализм в том числе и на открытых уроках, потому что в этот момент я не работаю от души с детьми, а просто следую требованиям конкурса. Драгоценное время урока тратится на бессмысленное говорение, а большинство заготовок и клише из разряда «поздоровайтесь», «возьмитесь за ручки», «улыбнитесь друг другу» у меня ассоциируются с клубом анонимных сами-знаете-кого.
Что интересно, я не люблю структуру урока в государственной школе. Но когда два года назад я организовывала открытые уроки в «Гнезде» для наших учителей, гостей из «Ковчега» — педагоги «Ковчега» курировали наш лицей — и внезапно оказавшегося с нами психолога, входившего в состав московской комиссии по аттестации учителей, я выполнила все двадцать требований к современному уроку.
Хотя узнала я об этом уже постфактум, а в процессе я просто проводила урок так, как считала нужным.
И это тоже важная особенность «Гнезда»: педагоги могут проводить свои уроки так, как хотят, если они уверены, что это пойдёт на пользу ребятам.
Так вот в тот момент я не думала про этапы современного урока, но как видишь, на уровне интуиции сделала всё верно.
При этом всё было именно так, как мне близко. То же самое, что «требует руководство», но от души.
Мы сели в кружок, настроились на урок, послушав красивую музыку, прочитали прекрасный текст и ещё больше погрузились в атмосферу. В конце провели рефлексию и сделали фигурку голубя из бумаги, и это было ещё одним связующим звеном с текстом и общим настроением занятия. Вышел хороший урок. Я чувствую, когда он идёт и получается.

— Давайте снова перенесёмся в вашу школу в Ивановской области.
Вот вы пробуете новые системы, ведёте открытые уроки, поддерживаете и оказываетесь поддержаны коллегами, умело лавируете между формальностями с кипами конспектов и открытым живым диалогом с ребятами, ваше имя уже работает на вас — что же ломается?

— У нас и правда была тёплая обстановка. Мы вместе пережили самые тяжёлые времена девяностых, когда люди бастовали, а школы не работали. Я видела, как учителя голодают и впадают в депрессии. Было больно на всё это смотреть.
В те моменты я пыталась создать вокруг себя тепло: пригласить вместе выпить чаю, а иногда и просто поделиться картошкой. Мы все друг друга поддерживали.
А что сподвигло уйти… Я человек постоянный, ни разу не карьеристка, не люблю прыгать с места на место. Я бы не ушла из школы, если бы не два момента.
Я боялась, что не потяну обучение дочери при скромной зарплате учителя, плюс в школе сменилось руководство и, соответственно, атмосфера и отношение.
К педагогам стали относиться с недоверием, начали предъявлять повышенные требования, вмешательство стало чересчур заметным, а этику общения, чувство такта, уважение и чуткость к учебному процессу — важные и для меня, и для детей — свели на нет. Захотелось закрыть двери класса.
Я не могла сделать замечание руководству, но и жить с этим тоже не могла.
Потому что я не люблю, когда меня продавливают. Я люблю когда со мной договариваются и когда меня понимают.
А тут я почувствовала, что мне не дают работать так, как я хочу, и что мне стало тесно.
До этого я ни разу не брала творческий отпуск, а тут поняла, что пришло время его взять.

— И вот тут-то, наконец, вы с «Гнездом» и нашли друг друга?

— Не сразу. После этого я восемь лет помогала воспитывать и учить двух прекрасных деток: можно сказать, воплощала в своём лице небольшую частную школу.
Ребята были совсем маленькими, поэтому вместе с ними я заново прошла основы дошкольного воспитания, постоянно читала методическую литературу, изучила Монтессори-педагогику, узнала про все методики работы с малышами и возрастные особенности деток от 3-х лет и выше, прошла курсы по психологии.
А когда ребята пошли в первый класс, я снова попала в Большую Школу.
И она снова меня захватила. Я перестала спать ночами, мне стали сниться уроки.

— То есть в тот момент, когда вам стали сниться уроки, вы поняли, что вам пора завершать воспитание двух ваших подопечных и возвращаться в Большую Школу?

— Да, при этом я хотела нового и необычного. Поэтому когда я почувствовала, что ребята успешно влились в учебный процесс, я стала искать что-то близкое моей внутренней концепции: с уважительным отношением к ребёнку, индивидуальным подходом и ценностями системы Амонашвили.
Я не думала заведомо о чём-то альтернативном, но при этом понимала, что если пойду в школу, где продолжали учиться мои ребята, то погружусь в точно такую же систему, от которой уходила.
А мне же хотелось, чтобы подача урока была такой, при которой все дети могут высказаться, когда каждое мнение важно и когда я могу вести урок, порой, не по плану и по конспекту, а куда кривая выведет. Отталкиваясь от ответов ребят, не обижая и не унижая ни одного ребёнка.
И мне, повторюсь, важна свобода действий, возможность пойти параллельно с программой (а иногда и против неё). А ещё я не люблю гнаться за результатом и умещаться в строгих рамках, где шаг вправо или шаг влево могут сделать из меня непрофессионального учителя.

— Что у вас стоит за свободой действий? И где проходит граница между свободой и попустительством?

— Сейчас я поняла, что некоторые педагоги пользуются свободой. И даже опытный учитель, встречаясь с такой свободой, иногда расслабляется и почему-то перестаёт быть учителем. В таком случае можно сделать вывод, что ему подходит строгая система. А я для себя поняла, что я буду работать так, как я работаю — как во мне заложено — в какую систему меня ни поставь.
Я люблю работать на доверии. Я же учитель, я же понимаю ответственность за детей. Я не обижала ребят в той «традиционной» системе и работала так, как мне хотелось, — только при этом подчинялась властному руководителю, писала огромные отчёты и периодически испытывала из-за этого трудности — и то же самое делаю здесь.
Потому что всегда понимаю, что передо мной сидят дети, которых мне доверили родители. Я об этом помню всегда. И я искренне не понимаю, почему ребёнок, уходя из семьи, выходя из дома, должен быть обижен, унижен и оскорблён учителем?
Как такое в принципе может быть, что в какой-то момент на него накричат и вообще не будут понимать, что ребёнок чувствует?
Есть ребята, которым любые советы, пожелания, рекомендации говорить нужно (тут Елена Вадимовна переходит на шёпот — ред.) тихонько. Скажи я на полтона выше, он убежит и спрячется под лестницу или будет взволнованно озираться по сторонам, проверяя, не услышал ли меня кто-нибудь ещё.
А я ведь знаю, что ну не может он сейчас справиться с этой рукой. Ну не туда она идёт и не туда ведёт эту палочку. При этом после урока или на индивидуальной консультации этот ребёнок меня «изобнимает» и будет крутиться хвостиком, показывая, насколько он на самом деле старается. Понимаешь, как важно чувствовать детей?
Как важно не сказать ему в этот момент: «Сядь, надо было слушать на уроке!»

— Вот сейчас я понимаю, что я от вас таких слов, да ещё и сказанных вот таким тоном, никогда не слышала!

— А это и не я. Я так с ребятами не разговариваю.

— Вы не только учитель начальных классов, но и руководитель начального звена, добрый друг и правая рука директора «Ласточкина гнезда». Значит ли это, что вы, как руководитель, ждёте таких выверенных действий и адекватного подхода не только от себя, но и от каждого учителя в лицее?

— Да, заглянув вперёд, скажу, что Наташа (Наталия Тоткан — директор лицея «Ласточкино гнездо» — ред.) предложила мне взять школу в руководство, увидев и почувствовав, что я не перегибаю палку и не отхожу от концепции. Я не люблю «руководить» в привычном понимании слова, но умею и люблю делать это, находясь в мягкой позиции.
Плюс в лицее сама среда работает как фильтр. «Ласточкино гнездо» — это лакмусовая бумажка, которая говорит, кто здесь настоящий.
И я, будучи руководителем, это очень хорошо вижу. Я не могу оставить учителя, который неуважительно относится к ребёнку, пользуется нашей свободой, не ведёт себя в соответствии с идеологией и забывает, «на что он пришёл».
Учителем должен быть тот, кто чувствует детей и не боится сложных ситуаций. Тот, кто принимает ребёнка в любых его проявлениях и не испытывает отвращения в ответ на любые его действия. («Ласточкино гнездо» — это инклюзивное образовательное учреждение с ресурсным классом, и здесь принцип «принятия ребёнка любым» является одним из ключевых — ред.).
Шесть лет назад я пришла сюда, в пустые стены с эхом одной из первых. А сейчас мы здесь такое хорошее «натворили». Поэтому тестируем, принимаем, приглядываемся к нашим будущим ласточкам.


— Ну вот мы уже почти совсем погрузились в атмосферу «Гнезда». Расскажите же, как вы тут очутились и как вы поняли, что это ваш лицей?

— Я, наверное, родилась под счастливой звездой. Просто проезжая по Апрелевке, увидела плакат с двумя ласточками и узнала, что где-то неподалёку открылась школа. Я ещё тогда подумала, какое красивое название.
Позвонила, сразу попала на Наталию Эрнстовну (уже известного нам директора «Ласточкина гнезда» — ред.). А она, узнав о том, что до этого я работала в государственной школе, предложила мне зайти на сайт «Ковчега» и написать ей письмо с двадцатью строками о том, что я думаю про такую школу.
(Здесь стоит пояснить, что на тот момент «Гнездо» работало по франшизе лицея «Ковчег-XXI». Рустам Иванович разрешил открывать школы по его концепции и работать под его началом. Педагоги «Ковчега» курировали наш лицей — ред.)

— И вам понравилась концепция «Ковчега»?

— Я загорелась так, что меня было не остановить. Я читала и понимала, что это та свобода, которую я искала: учитель выбирает то, что комфортно ему и комфортно детям; сложенные на парте руки — это поза бездельника, ограничивающая ребёнка; сначала с ребятами нужно подружиться и почувствовать, что они тебя слышат, создать комфортную обстановку для изучения материала и только в тот момент, когда они расслабятся и увидят во мне друга, они смогут воспринимать информацию.
В «Ковчеге» работали по методике Френе («познание на ощупь, интересные дела без жёсткой программы»). Я стала отдельно читать про неё, следом про финские школы, затем подняла такую разную цепочку европейских школ — я не выходила есть, настолько мне всё это понравилось!
Ну, как понимаете, я ни в одну школу больше не звонила и не писала.

— А как вы убедились, что «Гнездо» работает по заявленным принципам? Ведь рассказать можно многое.

— Да, мне было важно понять, что меня берут, не просто потому что нужен учитель, а потому что мы действительно подходим друг другу. И мне было важно удостовериться, что речь идёт именно о свободе, а не о попустительстве. В тот момент я ещё допускала, что могу прийти и увидеть формат «присмотр — уход».
Когда я шла на собеседование, я понимала, что школа новая, и приготовилась, что увижу голые стены и будет неуютно. Но тут мне сразу было тепло.
Я познакомилась с руководителями (на тот момент это были две Наташи — Наталия Тоткан и Наталья Смола — ред.), мне показали школу: всё было очень по-человечески.
Потом был пробный день, когда я смотрела, чем школа дышит и как дети общаются, следом я провела пробный урок обучения грамоте в первом классе.
Я приняла решение остаться в тот момент, когда осознала, что смогу справиться с этой свободой (а в новом лицее она была действительно большой) и смогу «вырулить» туда, куда нужно будет мне и детям. Ну и всё получилось!

— Ура! Елена Вадимовна, я заметила, что в ходе интервью мы очень много говорим про свободу. С чем на ваш взгляд должна считаться свобода учителя? Вернее, даже так: с чем и с кем должен считаться свободный учитель?

— Со свободой каждого ребёнка. С их свободой чувствовать по-своему, по-своему понимать и воспринимать информацию, с их правом двигаться в собственном темпе и быть очень разными, не укладываться под одну гребёнку. В своей свободе я должна помнить о том, что я иду от детей, не стараясь выровнять их успеваемость, задать среднюю динамику или общую планку.
И это не значит, что я плохо учу, — ведь это тоже больная тема, в которой часто обвиняют учителей, — я доверяю темпу развития ребёнка и заодно всегда понимаю, что у меня нет волшебной палочки и я не могу приставить ему свою голову. Иногда нужно дать возможность переписать работу, иногда выдать аванс, но всегда, всегда нужно выстраивать отдельный контакт с каждым ребёнком.

— В «Гнезде» в каждом классе не более 20 ребят. Такой формат помогает вам поддерживать детей в их индивидуальном движении?

— Именно. Когда ребят немного, к каждому можно подойти, объяснить, спросить.
Если я заведомо знаю, что любимый «Вася» возьмёт новый материал с первой минуты, я дам ему ещё пару задачек на логику, это продвинет и замотивирует его ещё больше.
При этом моей дорогой «Ане» я параллельно объясню этот материал ещё раз, потом мы повторим его после урока и закрепим на самоподготовке. И я не буду сравнивать ребят и давить на «Аню», потому что я знаю, что они воспринимают материал по-разному, но каждый из них старается.
Вот ведь в чём работа учителя заключается. Я всегда работаю на индивидуальный результат ребёнка. Представляешь, какая драма может произойти, если не оценить работу того, кто так старался в этот момент? Может быть, для него это был высший пилотаж, и он выложился на двести процентов.
Есть дети, которые умирают на парте, пока пишут первый крючок, — и всё, закрываются.
В государственной школе такого ребёнка могут оставить на второй год, отвести к психиатру, направить в класс коррекции, повесить ярлык. А ребёнку не это нужно. Может, его нужно было отогреть, может, с ним нужно было подружиться, может, нужно было давать ему возможность находиться в своём мире, но при этом верить, поддерживать, продолжать учить.
Все дети разные и все они хорошие. Но к каждому нужен свой подход. Чтобы не прозевать, не упустить, вовремя сказать нужные слова. А не что-то вроде: «Тебе что в лоб, что по лбу».

— Елена Вадимовна, не за горами первое сентября и встреча с вашими первоклашками. Чему вы начнёте их учить в первую очередь, что для вас будет самым главным?

— Налаживание контакта. Я начну с ними дружить, буду влюблять в себя, и это будет настоящее волшебство, которому не жалко уделить время. Когда они только приходят, они ведь меня не видят, не слышат, не воспринимают. (Особенно это касается ребят, которые приходят ко мне не из нашего детского сада, а «со стороны»). Будем честны, я для них вообще никто. Чужая тётя пришла и назвалась учителем. Если я зайду в класс и скажу: «Я вас буду учить, а вы будете меня слушать», — всё, не будут они меня слушать.
С ними надо подружиться и оказаться на одном уровне. Я не могу быть выше детей, поэтому я не буду стоять перед ними. Я лучше сяду на стульчик и буду вести урок сидя или приглашу их вместе посидеть на диване.
Ведь когда ко мне приходит этот маленький незащищённый человечек, я чувствую, что ему реально страшно. В этот момент над ним не должно возникать никакой нависающей тёти.
Это мои четвероклашки точно знают, что я их не обижу, а в первом классе очень важно оказаться наравне с детьми. Постоянно всей собой транслировать «я ваш друг, я вас не обижу».
Это большая работа на сближение. Я с ними буду играть, бегать, хохотать, намеренно стирать границу «учитель»—«ученик».

— Что же, совсем стираете границы?

— С одной стороны стираю, а с другой — устанавливаю. Каждый раз подбираю слова и действия, которые помогают мне это делать, не унижая и не обижая ребёнка, не сравнивая его с другими. Здесь нет единого рецепта. В каждой ситуации я чувствую, что надо сказать.
И уже в следующий момент может возникнуть почти такая же ситуация, но сказать нужно будет совершенно другое и иначе. К кому-то из ребят можно обратиться построже, а кому-то можно сказать только на ушко.

— А как происходит переход от тёплого знакомства к учению?

— Вот приходит мой первый класс, и я начинаю с ними дружить, играть, шутить, снимаю страх и стираю границы. И когда я понимаю, что они меня приняли и дистанция сократилась, — всё, начинаю учить!
Конечно, дальше не происходит никакого резкого перехода. Я остаюсь всё такой же улыбчивой и тёплой, но мы с ними начинаем учиться играя. И они не чувствуют этой перемены. Мы много переключаемся, собираемся на ковре, садимся на диван, встаём, разыгрываем сценки, сидим за партами, сдвигаем их и раздвигаем — первый класс это огромный масштаб действий.
Адаптация и привыкание — это самый главный этап работы в первом классе.
А потом я просто их подхватываю и несу до четвёртого класса. И вот оно — волшебство.

— Давайте вернёмся к вопросу, который я задавала вам в самом начале интервью. Про контрольные работы, минимизацию стрессовых ситуаций и «безоценочное оценивание» работы детей. В первом классе эту систему особенно важно отстроить. Как родителям настроиться именно на получение индивидуального результата ребёнка, не поторапливать его, но при этом не переживать, что он отстаёт?

— Важно верить. Школе, учителю, ребёнку — нам всем важно быть заодно.
Поскольку мы лицензированная организация, мы проходим через такие же проверки, как и все государственные школы, мы не можем отойти от ФГОСов и естественно мы пишем контрольные работы, когда нам их присылают.
Но я в том числе понимаю, что «Гнездо» для меня, потому что здесь мы не ставим оценок в начальной школе и не заставляем ребят писать проверочный диктант в конце года. Зачем я буду мучать ребёнка, если он и так нервничает? В этом случае такая проверка нам ничего не даст, скорее, может навредить.
Вместо этого я буду погружать его в ситуацию успеха. Указывать на то, что у него здорово получается. Кто-то списал слово, кто-то три, кто-то весь текст — это личный успех каждого из ребят.
В первом классе я не стремлюсь к тому, чтобы мне все выдали диктанты. Поэтому не нужно говорить мне, что я чему-то не научила ребят.
Я в них верю. Пусть он не может сделать это на данном этапе, но он может выстрелить во втором, третьем, четвёртом классе — таких примеров у нас много.
Я за то, чтобы давать запас времени, оставлять за ним право догнать. В определённый момент отстающий ученик обязательно рванёт, если это не ЗПР (задержка психического развития — ред.) и не диагноз. И тут нам с родителями снова нужно быть заодно, оставаться в контакте, открыто разговаривать, быть включёнными. Вовремя сообщать о диагнозах (не всем родителям это просто), встречаться с нашими дефектологом, логопедом и психологом, подбирать ключики, находить верный подход.

Book design is the art of incorporating the content, style, format, design, and sequence of the various components of a book into a coherent whole. In the words of Jan Tschichold, "methods and rules upon which it is impossible to improve, have been developed over centuries. To produce perfect books, these rules have to be brought back to life and applied."
Front matter, or preliminaries, is the first section of a book, and is usually the smallest section in terms of the number of pages. Each page is counted, but no folio or page number is expressed, or printed, on either display pages or blank pages.

— Елена Вадимовна, параллельно с этим интервью я буду готовить интервью с Катей, вашей коллегой, куратором первого класса. Думаю, родителям будет важно услышать, что вы не одна ведёте класс в этом большом плавании, а есть куратор, который помогает ребятам выстраивать свой график, разбираться с заданиями на самоподготовке, решать конфликтные ситуации, порой, справляться с непростыми эмоциями. Катя во всём разделяет ваш подход?

— Мы хорошая пара и сложившийся пазл. Родителям важно знать, что они приведут ребёнка в такой класс, где педагог и куратор сработались и работают на одну цель.
Я ощущаю нас с Катей как единое целое. Она считывает меня как методичку, смотрит, как я веду уроки и общаюсь с ребятами, всё впитывает.
Правда, Катя строже и она ждёт от ребят большей дисциплины. При этом они все её любят.
Она их никогда не унижает, в каждой ситуации поясняет, почему она поменяла тон, общается с ними, как с друзьями: всегда поддерживает, но и честно, открыто говорит, если что-то идёт не так.
Мы дополняем друг друга, много разговариваем после уроков, анализируем по часу-по два, я учу её как педагога, могу сказать, в чём она была не права: она меня в такие моменты слышит, понимает и принимает. Я отношусь к ней как к дочке, и Катя чувствует, что я её люблю.
А что ещё очень важно, мы не перетягиваем одеяло и никто из нас не ставит под сомнение репутацию другого в глазах детей. Мы хотим и будем и дальше работать вместе.

— Вы коснулись вопроса поведения и дисциплины. А бывает, что родители просят заниматься образованием детей, а вот воспитание оставить на их усмотрение. Как вы считаете, можно ли разделять два этих процесса?

— Одно без другого не работает. Без воспитания нет обучения, без обучения нет воспитания.
Родители сначала знакомятся со школой и с нашей концепцией, понимают, что у нас тут происходит и насколько им это подходит, и только после этого приводят к нам ребёнка и доверяют на целый день, с 9:00 до 18:00.
И хотя я не люблю слово «контролировать», всё равно мы будем этим заниматься: направлять ребят, корректировать поведение, вместе разрешать конфликты, держать руку на пульсе и давать детям обратную связь.
Важно понимать, что несмотря на границы, школа и дом тесно связаны. Когда мы принимаем ребёнка, я спрашиваю у его родителей, как они привыкли называть его дома, узнаю о том, что любит ребёнок, как к нему стоит обращаться, что он ест, как реагирует на разные ситуации. Разговариваю с наставниками в детском саду, если малыш учился в нашем дошкольном отделении.
Это важно, потому что ребята все разные. Есть те, кто не любят, когда к ним подходят, если они плачут. В таком случае я подойду, если не реагирует — отойду, вернусь через некоторое время и скажу ему: «Почувствуешь, что помощь нужна, — обращайся». Один кивнёт, другой сам подойдёт поговорить или обняться, для третьего это уже поддержка. Я не буду лезть к ним и нарушать границы.
Поэтому, возвращаясь к вопросу, воспитание и обучение идут параллельно.

— Мне удалось побывать на ваших уроках. И я знаю, что иногда вы можете отойти от основной темы урока и перестроить всё на ходу, если ребят заинтересовал конкретный вопрос. Это тоже про связь образования и воспитания?

— Верно. Иногда можно проговорить весь урок и де-юрэ не изучить запланированный материал. Но по факту каждый раз нужно очень аккуратно выруливать из того, что происходит на уроке, потому что сам момент может быть очень важен, важнее заготовленного плана.
Вот недавно мы сели с ребятами почитать басни, которые они выучили за каникулы, а в итоге зацепились за мораль «лучше заниматься чем-то одним, но хорошо, чем многим, но плохо».
Литературное чтение переросло в обсуждение будущего ребят, мы развели такие дебаты!
Затронули столько важных тем: почему мы предлагаем ребятам выборные предметы (чтобы экспериментировать и не бояться пробовать себя в разном), как так получилось, что у кого-то родители меняли профессии на протяжении жизни (из медицинского работника в селекционера кактусов). Тут как раз к нам Наталия Эрнстовна (директор «Ласточкина гнезда» — ред.) зашла и рассказала свою историю про переход из юриспруденции в образование.
Я смотрю на детей, знаю, что могу их переключить, но понимаю, что им всем интересно, и мы продолжаем.
Так до вечера и просидели, разговаривая про жизнь. Отсюда вопрос, а что было важнее: изучить тему или позволить такому разговору состояться? На мой взгляд ответ очевиден.

— А к какому результату вы идёте? Кого растите, учитывая ваш подход к воспитанию и образованию?

— Социум. Психологически здоровых, счастливых, знающих себя и открытых миру людей. В государственной школе каждый класс сам по себе, у каждого своя жизнь, дети не соединяются. В «Гнезде» все дети общие. Когда мы просим наших птенцов рассказать новым ребятам, гостям лицея про «Гнездо», они говорят что они здесь дружат и учатся общаться, что здесь их учат хорошему. Дети приходят сюда учиться дружить.

— А как вы разрешаете конфликты между ребятами?

— Ищем решение все вместе. Вообще, это самое трудное: разрешить спорную конфликтную ситуацию среди детей.
На чью сторону ты встанешь? Я заметила, что в государственной школе зачастую поддерживают того, кто больше нравится. А у меня в классе любимчиков нет.
Я не люблю вмешиваться в сам конфликт. Я могу быть рядом, я остановлю его, если это будет угрожать здоровью и жизни. Но самое важное — постфактум сесть и вместе обсудить произошедшее. Именно обсудить, а не заняться линчеванием и всеобщим пристыживанием.
В этом плане я очень люблю наши классные слёты и вечерние посиделки, я могу собрать ребят в любой момент и поговорить о случившемся.
Мы не стараемся выяснить, кто виноват, но обычно получается так, что в процессе разговора и обнаружения причины конфликта все участники понимают, что перегнули палку. И после таких бесед они не злятся, не сердятся друг на друга, их очень быстро «отпускает».
Но это я сейчас рассказываю про свой выпуск, про своих четвероклассников. В первом классе они были готовы надавать друг другу тумаков, но мы с Катей медленно и верно шли к тому, что есть сейчас.

— Сильно меняются ребята, которые приходят к вам в первый класс, за четыре года начальной школы?

— Ещё бы. Возьмём нынешний выпуск: раньше это были чудесные 17 озорников, которых из класса не выпустишь, глаз да глаз. Сейчас сидят они на диване все вместе, мальчики и девочки, никто не обзывается, драк нет. Очень показательно мы съездили на экскурсию: ребята общались все вместе, делились, помогали друг другу. Всё это результат работы учителя, куратора и всего, что происходит в «Гнезде». Классные слёты, общешкольные слёты — всё это работает.
Во время них у каждого из ребят есть возможность высказаться, все друг друга слышат. А ведь каждому человеку важно, когда его слушают и слышат, когда он счастлив или расстроен. При таких условиях внутренний накал, если он был, снижается. И это тоже настоящее волшебство. Но оно не случается вмиг, но проявляет себя, например, через четыре года.

— И с вашим нынешним выпуском вы ведь создали очень тёплые отношения. Продолжите общаться с ними, когда они станут пятиклашками?

— Конечно. И я волнуюсь, что и им может быть сложно. Ведь всё будет новое. Но мы договорились, что они могут приходить ко мне в любую свободную минутку и помогать с первоклашками, читать им книжки. Главное, что мы все продолжим быть друг у друга на виду, физически будем рядом. Это сильно выручает.

— Елена Вадимовна, а бывает непросто родителям, которые отдают ребят в гуманистический лицей? У них не возникает тревога, что у детей слишком много свободы, недостаточно глубоких знаний, что они неэффективно учатся, недостаточно точно могут оценить свою работу?

— Когда родители только знакомятся с «Гнездом», они в первую очередь встречаются с Наташей, нашим директором, и она их очень здорово информирует о том, как у нас всё устроено, какими ценностями мы живём. Родители знают, куда они идут и на что они идут.
К нам довольно сложно попасть случайно, за компанию или ошибиться и прийти с несоответствующими ожиданиями: обычно родители приводят детей в альтернативную школу, понимая, какая здесь будет педагогика, зная, что их ребёнку будет некомфортно в государственной школе, рассчитывая на то, что гуманистический подход не ранит детские души и ребёнок здесь будет под мягким крылом и чутким присмотром.
Наши родители знают, что мы не будем ставить оценки в начальной школе, но при этом ребята будут трезво (с каждым годом всё лучше) оценивать свои результаты и знать те темы, которые стоит подтянуть.
Наши родители также понимают, что мы не профильная школа и мы не стремимся дать ребёнку глубокие знания, но у него будет очень хорошая соответствующая его возрасту база, которая в будущем поможет ему получить эти знания.
И уже дальше, если родители вместе с ребёнком понимают, что после начальной школы они хотят выбрать какое-то направление и сменить образовательное учреждение, они начинают вместе к этому готовиться.
Когда меня заранее об этом предупреждают, я тоже начинаю помогать ребёнку приблизиться к нужному результату в рамках своих уроков.

— То есть родители могут идти в «Гнездо» не только за душевным комфортом и уважительным отношением, но и со знанием, что вы сможете поддержать стремление ребёнка к высоким результатам?

— Здесь есть тонкая грань, когда можно научить, но важно не придавить.
Если родители вместе с ребёнком (ключевое слово — вместе) понимают его траекторию, то они могут поговорить с педагогами, а мы в свою очередь сможем сказать, на какие темы стоит обратить внимание с репетитором, скорее всего, сможем дать дополнительную нагрузку во время урока.
«Сделайте пять заданий, а бонусом получите ещё одну интересную задачу!», — с нашими детьми такое проходит. Им интересно узнавать и учиться.
Но это в первую очередь работа родителей: договориться с ребёнком, выбрать профильное учреждение, понять его уровень, поговорить с нынешними педагогами, заранее начать подготовку, грамотно распределить нагрузку.
Наша основная задача — дать стандарт и поддержать интерес к учёбе. И уже тут надо быть очень аккуратными, чтобы ребёнок не замкнулся.

И всё-таки, если мы не будем ссылаться на высокие достижения и результаты, для кого «Гнездо»? Кто тут точно будет на своём месте и в своей тарелке?

«Гнездо» для родителей, которые хотят для детей эмоционального комфорта, индивидуального подхода и хорошей базы знаний.
Важно, чтобы результат был именно индивидуальным, чтобы каждый был успешен на своём уровне.
У меня есть мальчик, которому я готова была принести торт, когда он написал первую палочку.
Есть особенная девочка, к которой нужно было найти подход, чтобы она начала читать за три занятия.
Есть чувствительные перфекционисты, которым я рассказываю, что можно зачеркнуть слово в тетради. Я знаю ребёнка, который убегал под лестницу или сидел и плакал в туалете, когда у него буквы не помещались в строчку.
И ему я говорила вот что: «Ну и что, что не умещаются. Давай сегодня большими писать, согласен? А потом они станут маленькими и поместятся. Хочешь, я твоей рукой буду водить, чтобы не было страшно?» А ведь он из-за этого в принципе не хотел ходить на письмо.
Вот придёт такой ребёнок в школу и убежит. А нам же нужно совсем другое.
Нам надо, чтобы в школе он встретился и подружился с тем собой, который ему очень понравится, с которым ему будет здорово прожить целую жизнь. Удивительную и прекрасную.